Живая книга

Страттенберг. Обычный городок, который привык к незаметной и тихо-размеренной провинциальной жизни. По утрам его улицы купаются в ароматах свежевыпеченных булочек, пыхтящей от важности овсянки и традиционного апельсинового сока. Вечер, особо не оригинальничая, приносит на городские улицы шлейф усталости и спокойствия. Город, окутанный клубком ежедневных забот, проблем и мелких событий, медленно засыпает.

Страттенберг. Город, который уверенно материализовался на шершавых книжных страницах благодаря талантливому американцу Джону Гришэму. Кто такой Джон Гришэм? Об этом можно, долго не размышляя, навести справку у Тома Круза или Сандры Буллок, Мэттью Макконехи или Джулии Робертс. Над фильмами, снятыми по сценарию Гришэма, работали такие известные режиссеры, как Джоэль Шумахер или Сидни Поллак.

Почему американский вариант названия «Theodore Boone: kid lawyer» был вынужден трансформироваться в более объемное русское название «Преступление без наказания. Теодор Бун — маленький юрист», я не знаю. Возможно, переводчик счел нужным несколько сократить дистанцию между названием и содержанием. Уточним: Тео Бун – маленький юрист с большим будущим.

«Дверь кухни небольшого, но уютного дома, где живет 13-летний парнишка Теодор Бун, скрипит и хлопает, усердно закрываясь. Тео выходит на улицу, утопающую в весенне-свежей городской зелени, берет свой велосипед и, старательно придерживаясь своего привычного утреннего маршрута, мчится по извилинам старого города. Крупным планом – велосипед. Крупным планом – Дом правосудия. Крупным планом – лицо Тедди», – вот примерные первые кадры картины, которая могла бы быть поставлена по сюжету этой книги.

Я, конечно, не Джоэл Шумахер. Шумахер мог бы придумать более интригующее начало, но зачем? Вряд ли эта книга может быть с полной серьезностью отнесена к «юридическому триллеру», укоренившемуся благодаря Джону Гришэму.

Можно ограничиться составлением условной карты Страттенберга, с чего и начать повествование. Контрастными цветами отметить на ней фешенебельно-денежный район Вейверли-Крик (место, где было совершено убийство) и «старый город» — территорию, на которой находятся дом и школа Тедди. А также указать местонахождение небольшой юридической фирмы родителей Теодора Буна (компания «Бун энд Бун», как это ни банально) и Окружного суда, в котором вот-вот начнется суд над человеком, которого подозревают в совершении громкого, по меркам Страттенберга, преступления.

Как правило, маленький городок довольствуется отведенной ему маленькой территорией, но эта территория обычно живет по своим особым законам. В Страттенберге есть и солидные «старожилы» и их противовес — денежные «новые жители». Статус «идеального убийства» гарантирует преступнику свободу и неприкосновенность. Правило «презумпции невиновности» заставляет обвинителя искать жесткие и весомые факты. Но что такое «презумпция вины»? Этот термин юриспруденция не признает, но он, похоже, все больше укореняется где-то там, в районе треугольника «судья-адвокат-прокурор».

Что наша жизнь? Игра. Судебное заседание, которое происходит в Страттенберге, можно по праву считать большой игрой, а судью, прокурора и адвоката – основными игроками. Но в каждой детективной истории обычно замешан свой «серый кардинал», который умело корректирует текущие события, и ни одно идеальное убийство обычно не обходится без неожиданного и внимательного идеального свидетеля. А то, что он до поры до времени сидит, притаившись – это вполне обыденная деталь. Во всяком случае, для «гришэмовского» Страттенберга.

Хотите ощутить атмосферу большой игры? Читайте книгу Джона Гришэма «Преступление без наказания: Теодор Бун — маленький юрист».

Перевернув последнюю страницу прочитанной книги, я осторожно, стараясь не спугнуть свои объемно-неординарные впечатления, еще раз взглянула на обложку. Знакомство с книгой, как правило, начинается именно с нее. Эта банальная истина не претендует на статус аксиомы. Два моих хороших знакомых обожают перед покупкой книги самозабвенно рыться в дебрях ее переплета, выискивая там… Нет, я понятия не имею, что же там такое они выискивают. Есть люди (я знаю и таких), которые впадают в ступор, изучая предварительно до дыр книжное оглавление.

Я разыскиваю «свои книги» без особой на то методики. Для того чтобы отвоевать у своего бюджета книгу британского автора Джаспера Ффорде, мне потребовалась сущая мелочь. Во-первых, мое внимание привлекла «фф-ырчащая» не по правилам фамилия британского автора. Согласитесь, фамильная конструкция а-ля «Смирнофф» выглядит немного привычней, нежели Ффорде. А во-вторых, таинственная судьба великолепного Шалтая заинтересовала меня еще в детстве. Пока я размышляла, брать или не брать эту книгу, мои руки действовали автоматически: книга была спешно выдернута из рядов своих собратьев, скромно переминавшихся на магазинной полке, оплачена в кассе, вброшена в сумку и энергично задернута от посторонних взглядов блестящей сумочной молнией.

Кто убил Шалтая-Болтая?

Любопытно, но британские издатели – это та хладнокровная категория людей, которая по каким-то причинам питает некую ненависть, презрение или зависть (выберите свой вариант) к этому милому стихотворному существу. Первый роман Джаспера Ффорде назывался строго, сухо и по-деловому: «Кто убил Шалтая-Болтая?». Этот вариант книги так и не пробился к читателю, поскольку на полпути у него незримой «линией Маннергейма» стало племя британских издателей. Ффорде в ответ немного пофыркал для приличия, выбросил в мусорное ведро нерабочую клавиатуру, рассыпавшуюся на отдельные нерабочие части после столкновения с полом комнаты — не без его авторской помощи, честно говоря, — и приступил к решительному «апгрейду» романа. Так появилась на свет «Тайна выеденного яйца, или Смерть Шалтая».

«Добро пожаловать в Рединг!» — этими словами суперинтендант Бриггс приветствует нового полицейского сотрудника с незамысловатым, но оригинальным именем Мэри Мэри. Мэри – добросовестный и храбрый работник, за пазухой у которого нет ничего лишнего, включая публикации в «Криминальном Чтиве». Что это за публикации, объяснить нетрудно. Но стоит ли это делать именно сейчас, в тот момент, когда Джек Шпротт получил катастрофически лаконичное текстовое сообщение «Большое яйцо упало. Уайетт»? Очевидно, что нет. А вот кто таков мистер Шпротт, сказать необходимо.

Когда тебе сорок четыре года (что само по себе ни много, ни мало, но — ответственно), когда ты – сотрудник самого рядового отдела сказочных преступлений, у которого есть отличная жена, пятеро детей и автомобиль «Остин аллегро Мк-3»-универсал, то ты невольно начинаешь задумываться над тем, в чем же причина твоих хронических неудач. Тем более что перед глазами переменно-постоянно мелькает удачливый коллега – «доминантно красивый» инспектор Фридленд Звонн. И даже не воспользуешься кодовым восклицанием «Бейзингсток!», дабы избежать ехидства ловушки слепой ярости, поскольку в этой книге данное восклицание несколько меняет свою окраску. Аллюзия – один из тех краеугольных камней, которые помогают Ффорде умело выстраивать непривычно-необычную линию своего «пародийно-полицейского» романа.

Рединг – сногсшибательно любопытный город, в котором теснятся эти самые знаменитые аллюзии, и который в силу ряда таинственных причин притягивает к себе чудесные улики, «интересных подозреваемых» и «сложные мотивации». Это город, в котором хаотично мелькают гиперактивные квантокоты (пусть не повсеместно, но один адресок подсказать можно наверняка), а в сарае одного из домов можно отыскать те самые пресловутые три мешка барашковой шерсти, что предназначены хозяину, хозяйке и «детям маленьким».

Джек Шпротт – личность известная. Каждый из нас хотя бы краешком глаза читал или краешком уха слышал о «Джеке – победителе великанов», поэтому заочно знаком с этим человеком. Дело о трех вероломных поросятах и наглом мистере Волке, над которым работал Джек, проиграно. «Кое-кто наверху», играя интересами бюджета и престижа, ставит отдел сказочных преступлений перед гамлетовской дилеммой «быть иль не быть».

Как, в таком случае, быть с трагедией, которую спровоцировал Шалтай-Болтай, эта «вечная жертва падения» — вот в чем вопрос! Следователь Джек Шпротт и сержант Мэри, вооружившись нетрадиционными подходами к работе и взяв на заметку запрет «очеловечивания зверья», приступают к сбору улик…

Итак, добро пожаловать в Рединг!

Видите ли, тролли – это давние и преданные сородичи домовых. Правда, со временем тролли решительно распрощались со своим «запечковым» образом прозябания и, вручив дела домашние домовому и пожав ему по-родственному лапу, перебрались на самостоятельную и новую жизнь в долину. Скандинавская унылая печка осталась в прошлом, зато на муми-горизонте неясно забрезжили приключенческие штрихи невероятных и увлекательных событий.

Почему Муми-тролль и «все-все-все» решили доверить именно Туве Янссон все свои «привычки и непривычки», все эти волшебные намеки и наметки, со временем переросшие (кто бы сомневался!) в забавные истории, достойные строгого и правдивого пера задумчивого северного сказочника, для нас, верно-преданных читателей, почитателей и яростных поглотителей ее книг, остается секретом. Но то, что Туве Янссон достойно, безоговорочно и полностью оправдала наивно-простодушное доверие этих милых волшебных существ – «многознаменательный» факт, не вызывающий никаких обидных сомнений.

Видите ли, в приключениях, спровоцированных несанкционированным и хаотическим полетом прозаически опасной и теоретически неприемлемой хвостатой кометы, есть один маленький, но миленький и, что важно, полностью провидческий момент. Мягко-пушистая фрекен Снорк, спасенная отважным рыцарем Муми-троллем, дарит своему избраннику «звезду, которую мужчины любят носить на шее». Говоря обыденным языком, медаль. Произошло это, если верить летописцам, в октябре далекого 1946 года. А вот спустя два десятка лет Международную Золотую Медаль необыкновенного сказочника Андерсена вручают уже самой Туве Янссон, и ей восторженно аплодируют и празднично-белоснежные муми-тролли, и переменчивые снорки, и даже невозмутимые скептики хемули (не говоря о крошечных, но амбициозных сниффах и «массовке» хатифнаттов, добросовестно толпящихся в задних рядах!).

Можно долго спорить о том, на кого же внешне смахивает чудный сказочный зверек Муми-тролль. Как правило, роль промежуточной истины ошибочно-помпезно вручается племени гиппопотамов, но желтая майка лидера в итоге неизменно достается не кому иному, как фасонистым сноркам, мастерам «хамелеонистого» перевоплощения. Следует заметить, что наш скромный друг Муми-тролль придерживается несколько иной точки зрения: «Нет у меня сородичей, которые чуть что — и перекрашиваются. Существует лишь один вид Муми-троллей — белый!», — строго и сердито замечает он, поправляя безмятежного фантазера Снусмумрика.

Муми-тролль – абсолютно неконфликтное волшебное существо. В отличие от того же Сниффа – крошечного ростом, но громадного по шуму паникера, безалаберного любителя варенья и первооткрывателя Таинственного пути. Да-да, как это ни странно и не обидно, но Таинственный путь открыл не милый и добродушный Муми-тролль, а трусливо-хвостато-ушастый Снифф! Впрочем, в «обрамлении» врожденно-приобретенного благородства Муми-тролля довольно жестко скрашиваются все возможные моральные неприглядности и Сниффа, и узкоспециализированных, подобно товарищу Ш. Холмсу, Хемулей (коллекционера бабочек и филателиста), и даже занудно-забавного Ондатра. Вот, к примеру, в «Волшебнике Изумрудного Города» все предельно ясно: и Гингема, и Бастинда – враги. Но у Муми-тролля врагов и «днем с кометой» — то бишь, огнем, — не отыщешь…

Ах да, комета! Вот то «сказочное зло», которому отчаянно противостоят крохотные волшебные существа. И если бы не «кое-что», что отыскал Снифф при помощи Мартышки (помимо Таинственного пути), то жителям Муми-долины пришлось бы несладко. Я не стану говорить, что именно он отыскал, поскольку это – его тайна. Могу процитировать лишь часть информации. Это «что-то такое, что начинается на «г» и кончается на «т»! — сказал Снифф.- А в середине еще «р» и «о»!».

P.S. Да, но кто автор таинственных знаков? Возможно, Муми-тролль прав, и Тайное общество существует?!

Все началось с таинственного гом-джаббара, проигрышной самоуверенности Бене Гессерит и отчаянной попытки пятнадцатилетнего Атрейдеса понять и резко преодолеть страх, который (как был уверен Пауль) служит прямым антагонистом человеческого разума. Впрочем, быть может, истоки следует искать совсем в других событиях, некогда имевших место на безжизненно-песчаной Дюне? Кто знает!

Если бы проницательная и белокурая принцесса Ирулин, не обделенная литературными амбициями, пожелала дать краткую аннотацию тем событиям, которые разворачивались на безжизненно-песчаной планете с «рычащим» названием Арракис, то она примерно так могла бы написать в своем дневнике:

«… Время – субстанция непроницаемая и, как следствие, безмолвно-коварная. Пески времени всеядны и неотзывчивы, но славятся своей умелостью и целеустремленностью. Однажды свершенное событие неизбежно становится частью общей истории человечества, но ни один шаг (даже самый бездумный и опрометчивый) не может считаться категорией случайной и ненужной. Время, подобно ловкому политику, быстро заключает краткосрочные сделки с толковыми и выгодными сообщниками, но почти никого не жалует статусом друга либо доверенного лица.

Да-да, вы не ошиблись! Исключение из правил – модная (чуть было не сказала – «гламурная») категория, а время на досуге любит побаловать себя, закутавшись в одеяло пространства моды или, как вариант, коварно спутав все его грандиозные планы. Одним из таких роковых исключений суждено было стать Паулю, сыну могущественного, благородного и (увы!) обреченного на погибель герцога Атрейдеса».

Тот текст, который выше и в кавычках, я попыталась написать в традиционной стилистике принцессы Ирулин, поскольку ее варианты описания событий тех будущих времен присутствуют в начале каждой новой главы книги, посвященной планете Арракис. Судя по всему, мир планеты Арракис навсегда вошел в историю литературы, а «Дюна» давно и прочно, уютно и по праву устроилась в первых рядах партера классики научной фантастики.

Сквозь песчаные джунгли «Дюны», которой успешно помог материализоваться талантливый «Калиостро» литературного мира Фрэнк Герберт еще в романтично-далеком 1965 году, с переменно-постоянным успехом неоднократно продирались ум и перо многих именитых переводчиков. На мой скромный и неоригинальный взгляд (что делать, добровольно примкну к большинству), увлекательная история Пауля Атрейдеса, вооруженного уникальными способностями пророка, почти безоговорочно капитулировала только перед дотошным Павлом Вязниковым и его трепетно-гениальным отношением к поиску итогового «словарного» знаменателя.

Когда читаешь фантастику, всегда любопытно проводить параллель с реальностью. «Дюна» — это тот талантливый проект, фантастичность которого со временем уменьшается, а литературная ценность, наоборот, растет. Ведь энергия – это категория, ценность которой не уменьшают ни время, ни пространство. Планета Арракис – монополист энергии, необходимой для успешных межгалактических полетов. Сразу скажу о том, что Арракис – мир простой и понятный, но это ощущение приходит не сразу, а где-то, примерно, со второй трети книги.

«Положительный» Дом Атрейдесов ведет борьбу с «отрицательным» Домом Харконненов. Интриги, предательство, ненависть и ядовитая вендетта – все уходит корнями в прошлое. Словосочетание «Корринская битва» тому, кто желает быть невредимым, лучше не упоминать при Владимире Харконнене, поскольку этот бой – символ позора баронского рода. Прав ли был Атрейдес, жестоко унизивший трусливого Харконнена? На этот вопрос у меня нет ответа. Но то, что он тем самым приобрел себе «вечного» врага, а Корринская битва стала отправной точкой родовой вендетты, установлено абсолютно точно.

«Дюна» чем-то мимолетно напоминает Экзюпери и его философского «Маленького принца». Разница в том, что этот принц стал старше, отбросил детско-несущественно-сентиментальную непосредственность и начал вести настоящее умное сражение за свою планету, свой род и свою жизнь. Роман соткан из множества тайн, слоев значимости и легенд, но главная из них – это, пожалуй, тайна, которой владеет Квисатц Хадерах.

P.S. Кстати, о том, кто таков великий и могучий незнакомец К. Х., равно как и о его Тайне, до определенного момента не знает никто. Даже Пауль Атрейдес.

P.P.S. Я знаю, но не скажу. Из вредности.