«451 по Фаренгейту» Рэй Брэдбери
Жечь было наслаждением.
С этого короткого, но ёмкого предложения началось много лет назад моё знакомство с писателем, который оказал на меня, пожалуй, наибольшее влияние в период подросткового становления. Книга была взята напрокат из местной библиотеки. Она была потрепанной, с отклеивающимися от переплёта страницами, на которые кто-то пролил суп. Имя автора на обложке звучало странно и незнакомо. Я был совсем маленьким — лишь недавно научился читать книги на великом и могучем. Я не вдыхал ещё жаркий ветер марсианских пустынь, не переступал порог дома, который светится зелёным огнём под ласковым дождём. Я не знал о приключениях чудесного костюма цвета сливочного мороженого, не летал над облаками вместе с апрельской ведьмой. Я не делал глоток пряного вина из одуванчиков, не слышал печальный сказ о скитаниях вечных и о Земле. Брэдбери появился в моей жизни именно с этой тревожной фразой, которая предваряет роман «451 по Фаренгейту». Роман, который так не похож на остальные его знаковые произведения, так мрачен, жесток, и в то же время притягателен.
Жечь было наслаждением, и они сжигали их — сжигали наследие умершего прошлого, заключённое в ветхих страницах. Люди в шлемах с числом 451, пожарники, владыки огня. Все они твёрдо знали: 451 по Фаренгейту — температура, при которой воспламеняется и горит бумага. Они предавали пламени Эдгара По, Уильяма Фолкнера, Фёдора Достоевского, Иммануила Канта, Гомера, Вергилия, всех без разбору. В их жизни не было места книгам, у них и так было всё для полного счастья — весёлые телевизионные передачи двадцать четыре часа в сутки, несгорамые дома, быстрые автомобили, изобилие и спокойствие. И поэтому они сжигали книги, находили и сжигали, потому что книги внушали тревогу, делали людей несчастными, отнимали заработанное плодами стольких усилий душевное равновесие. Они сжигали, и пляска огня делала их счастливее, ведь жечь было наслаждением. Но всё имеет предел, и однажды один пожарник перестанет испытывать удовольствие от созерцания огня, пожирающего бумагу, и заинтересуется вещами совсем уж странными — пыльцой одуванчика и дождевыми каплями, попытается остановиться, одуматься, вернуться к прежней жизни, но будет уже поздно, и рано или поздно он откроет трясущейся рукой книгу, которую должен был сжечь, чтобы впитать в себя мудрость, заключённую в бумаге…
«451 по Фаренгейту», как утверждает сам Брэдбери, был написан во время маккартиевской «охоты на ведьм» в США, всего за две недели, и именно поэтому в нём столько тревоги, которая приближается к безысходности. Но в то же время, как ни странно, роман в целом воспринимается позитивно — в какую бы пропасть ни столкнула человека цивилизация, найдутся те, кто не воспримет губительные законы. Да, он гротескен, как и большинство антиутопий, пронзителен, может быть, даже в коей-то мере истеричен в своих предупреждениях, но завораживающе силён. Настолько, что после чтения хочется ещё долго сидеть, не выпуская книжку из рук: а вдруг ты её оставишь на минутку, а люди в касках придут и сожгут…
